На следующий вечер из Стаи ушел Керк Мэйнард. Хромая, он брел по песку, он всхлипывал, а левое крыло его беспомощно волочилось за ним. Он рухнул на землю к ногам Джонатана и голосом умирающего попросил:
— Помоги мне. Больше всего на свете я хочу летать.
— Летай, — сказал Джонатан. — Поднимайся со мной вместе и начнем обучение.
— Ты не понимаешь. Мое крыло… Я им не владею. Я не могу им пошевелить.
— Чайка Мэйнард, ты волен быть самим собой, ты свободен осознать свою истинную сущность и быть ею, здесь и сейчас, и ничто не в силах тебе воспрепятствовать. Таков Закон Великой Чайки, и это — единственный объективно существующий закон.
— Ты хочешь сказать, что я могу летать?
— ТЫ СВОБОДЕН, — вот что я говорю.
Легко, просто и быстро Чайка Керк Мэйнард расправил крылья и без малейшего усилия взмыл в темное ночное небо. Спящую Стаю разбудил его торжествующий крик. Паря на высоте ста футов, Керк во весь голос вопил:
— Я лечу! Слушайте! Я МОГУ ЛЕТАТЬ!!!
Когда над горизонтом показался краешек восходящего солнца, Джонатана и его учеников уже окружало около тысячи птиц, изумленно взиравших на Мэйнарда. Им было все равно, видят их или нет. Они прислушивались к словам Джонатана, усердно пытаясь что-то понять.
А говорил он о вещах простых и само собой разумеющихся: каждая птица имеет право летать, свобода есть сущность каждого, и потому все, что ее ограничивает, должно быть отметено прочь, будь то традиция, суеверие или любое другое ограничение в какой угодно форме.
Ричард Бах «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»
